Роль деятельности преподобного Феодорита Кольского в свете миссионерской политики святителя Макария.

Наиболее значимым для нас будет упоминание роли владыки Микария в судьбе преподобного Феодорита Кольского, как это видел его духовный сын князь Андрей Курбский: Феодорит «разжегшися желанием пустынного безмолвного жительства, отходит в далечайшую пустыню в язык глубоких варваров, ляпунеев (читай: лопарей, — прим. автора) диких, пловуще великою Колою рекою, яже впадает своим устьем в Ледовитое море. И тамо исходит ис кораблеца, и восходит на горы высокие [их же наричет Святое Писание Ребра Северовы], и вселяется в тех лесех пустынь оных непроходимых. По коликих же месяцех обретает тамо единого старца пустынника [памятамися, Митрофан бе имя ему], пришедшого во оную пустыню пред ним аки за пять лет. Пребываютъ вкупе в прегорчайшей пустыне, Богом храними, питающесь от жестоких зелий и корений, их же тамо производит пустыня оная. И пребыв тамо со оным предреченным старцом аки двадесять лет во святом и непорочном жительстве, потом оба возвращаются во вселенную и приходят до великого места Новаграда и поставляется от Макария архиепископа Феодорит презвитером. Потом бывает и самому архиепископу духовником и приводит тамо немало светлых и богатых граждан к пути спасенному, не бывше епископом, воистинну светлого епископа дела исправляетъ. <…>

И аки по дву летех потом приемлет от богатых некоторых немало сребра в возложение Господеви, и возвращается ко оной пустыне уже с некоторыми другими, и тамо на устию предреченныя Колы реки созидает монастырь и в нем поставляет церковь во имя Пребезначальныя Троицы»[1].

Начнём с фактического содержания данного фрагмента. Исходя из слов князя Андрея Курбского, Феодорит первый раз приходит на Кольскую землю и, спускаясь по реке Кола, поселяется на высоких горах, сравнимых с библейскими «ребрами Северовыми», среди диких лесов. Заметим, Курбский говорит лишь, что Феодорит использовал для своего первого путешествия реку Колу (впрочем, под «великою Колою рекою» мог подразумеваться и Кольский залив, тогда, что наиболее вероятно, он двигался не по материковым мелководным рекам, а морским путём вокруг полуострова, зашёл в залив с севера и поднялся в некие «горы», каковыми могут быть любые сопки, окружающие это место), но вовсе не утверждает, что тот поселился непосредственно в Кольском саамском погосте (это было бы странно, если бы пустынник устроил келью среди мирян!). Здесь он находит сопостника, с которым проводит по утверждению мемуариста в уединение двадцать лет. Первый приход Феодорита не отмечен проповедью среди лопарей. Его цель – уединение и молитва. Затем по какой-то причине Феодорит уходит в Новгород, где рукополагается в пресвитеры и является духовником архиепископа Макария около двух лет. Наконец, он возвращается в Лапландию, где в устье реки Кола основывает монастырь и начинает активную миссионерскую деятельность.

Для правильного решения вопроса о месте преподобного Феодорита в деле просвещения саамов и его отношении с владыкой Макарием необходимо определиться с хронологией, осуществить некоторую привязку текста Курбского к летописным известиям. За последние два столетия различие в оценках хронологии разнилась от самых умеренных (например, Е. Голубинский) до почти нереальных (например, митрополит Митрофан (Баданин)). Однако за это же время накоплено и опубликовано значительное количество новых источников, имеющих высокую степень точности. Благодаря им мы можем, сопоставив с информацией Курбского, выделить некоторые даты-маркеры, подтверждаемые нормативными актами или уникальными автографами.

Что же это за маркеры? Начнём с конца!

Во второй половине XIX века на Соловках было открыта белая надгробная плита со следующим текстом: «Лета 7079 (1571) августа 17 дня преставися рабъ Божий священно-архимандритъ Суздальский Евфимиева монастыря, священно-инок Феодорит, Соловецкий пострижникъ»[2] . Хотя запись была несколько модернизирована составителями патерика, следует признать, что мы получили устойчивую границу жизненного пути кольского подвижника, исключив некоторые бытовавшие в прошлом представления о долгожительстве преподобного, захватывавшего чуть ли не 1580-е годы (например, по мнению П.И. Малицкого Феодорит почил в 1577 г.[3] ), а также версию самого Курбского о его ранней мученической гибели. Надпись надгробного камня подтверждают и вкладные записи, сделанные в 1571 году. Незадолго до своей смерти летом 1571 года согласно приходно-расходной книге Архипа 1571-1574 годов старец Феодорит, «бывший архимандрит суздальской», пожертвовал Соловецкому монастырю 5 рублей[4], а вскоре после смерти преподобного старец Кирилл, названный учеником Феодорита, сделал вклад в 20 алтын на свечи и кутью[5] .

Следуя далее в глубину лет, мы обнаруживаем самый важный и точный маркер – посольство Феодорита к Константинопольскому Патриарху. Благодаря находкам в архивах Посольского приказа мы точно знаем, что поездка началась 1 января 1557 года, а завершилась 2 декабря того же года [6].

Далее мы имеем точную дату начала архимандритства Феодорита в Спасо-Евфимиевом монастыре – начало 1551 года[7] . Если учесть, что следующая грамота монастырю от 28 января 1556 года содержит имя другого архимандрита, то логично считать, что Феодорит к этому времени уже перестал возглавлять обитель[8] .

Следующий маркер – окончание пребывания на новгородской кафедре архиепископа Макария 1542 год, позже которого не могла состояться пресвитерская хиротония Феодорита[9]

Наконец, последняя точная дата в биографии кольского подвижника – 1534 год. Дело в том, что Курбский указывает, что через два года после первого прихода в Кириллов монастырь Феодорит уходит в Порфириеву пустынь, где встречает «нестяжателей» Артемия и Иосафа (Исаака) Белобаева. Не так давно был найден личный автограф Артемия, говорящий о его пребывании у Порфирия: «…в семь безутешном месте, глаголемыа Пръфириевы пустыни, седах по благословению его (своего духовника Корнилия, — прим. автора) плакатися грех своих в лето 7044 (1534), написа же ся книга сиа лето 7051 (1543)»[10] . Из этой даты мы знаем, раньше какого срока Феодорит не мог появится в указанной пустыни и встретиться с Артемием.

Набор данных дат-маркеров позволяет путём их наложения на известия Курбского получить приблизительную детализацию жизни и деятельности православного подвижника и просветителя Кольского Севера. Дадим её упрощённую схему, оставив полный разбор данной детализации для последующего исследования.

Следует отметить, что Курбский хорошо знает и безошибочно указывает события 1540-1560-х годов до своего отъезда в Речь Посполитую. Так же он не путается в истории с заволжскими старцами. Но, что касается Кольского Севера и миссии Феодорита в этом регионе, то приходиться признавать достаточно приблизительные представления князя. То же следует говорить и о хронологии. В результате таких «пробелов» возникает множество недоуменных вопросов.

Простая арифметика, исходящая из слов Курбского, приводит нас к заключению, что преподобный Феодорит родился около 1500 года (поправка может внесена до 10 лет, но она неминуемо приводит к дополнительным гипотезам). Около 1513 года он ушёл из дома в Соловецкий монастырь, где через год принял постриг и поступил в послушание к старцу Зосиме. Спустя 15 лет (около 1530-1531 года) Феодорит был рукоположен во иеродиакона, после чего вернулся к своему старцу. Через год (около 1532 года или несколько ранее) он начинает странствовать по монастырям и скитам, набираясь духовного опыта и общаясь с наиболее известными «заволжскими» старцами-нестяжателями. Два года он живёт в Кирилло-Белозерском монастыре и ещё четыре года в Порфириевой пустыне, где, как писалось выше, он встречался со «старцем» Артемием (не ранее 1534 года). Около 1537 года Феодорит возвращается к своему старцу Зосиме, а после его смерти удаляется в пустыню на Кольский Север.

С учётом, что Феодорит рукоположен в иеромонахи не позже 1542 года (а, скорее всего, — 1540), то первое пребывание в Лапландии было весьма кратким, от силы два года (а не 20, как это пишет Курбский) – с 1538 по 1540. Явно преувеличенный срок первого пребывания Феодорита среди саамов заставлял исследователей превращать подвижника в глубокого старца на момент начала реальной миссионерской деятельности, либо необоснованно приписывать ему чужие заслуги, например, принижая роль святителя Макария и иероинока Илии. Краткость нахождения Феодорита в Лапландии в конце 1530-х годов объясняет лаконичность и неопределённость («незаинтересованность») Курбского в его описании.

Между 1540 и 1542 годами Феодорит, прибыв со своим сомолитвенником в Новгород, принимает сан священника и ещё два года несёт послушание духовника архиепископа Макария. После 1542 года, когда Макарий был возведён в митрополиты Московские и всея Руси, Феодорит при поддержке неких богатых людей в сопровождении новых спутников возвращается на Кольский полуостров (Курбский особо подчёркивает, что пришёл преподобный с Митрофаном, а возвращается с другими!); но не в прежние горы и леса, а в устье реки Колы, где уже существовал Кольский лопарский погост. Здесь он основывает монастырь во имя Святой Троицы, если доверять известию Курбского.

Единственным логичным объяснением возврата уже к тому времени достаточно видного и активного деятеля «нестяжателей» в Лапландию видится личное участие нового московского митрополита. Основание монастыря в уже существующем населённом пункте явно имело целью укрепление позиции Православия в регионе и расширение миссии среди саамов, прежде всего восточных. Чудо крещения 2000 лопарей есть ничто иное как указание на то, что все лопари, обитающие от Колы до Поноя, были обращены ко Христу. Не позже 1549 года Феодорит покидает Кольский полуостров из-за «бунта» в монастыре.

В 1549-1551 годах Феодорит был игуменом какого-то маленького монастыря в Новгородской земле (у нас нет достаточных оснований отождествлять этот монастырь с Кандалакшским, как это делает митрополит Митрофан (Баданин)[11] , а в самом начале 1551 года, как говорилось выше, по протекции уже упомянутого Артемия стал архимандритом Спасо-Евфимиева монастыря под Суздалем.

Дальнейшая жизнь преподобного хорошо прослеживается по прямым источникам. В 1551-1554 годах он был архимандритом, откуда из-за конфликта с местным архиереем был выслан под надзор в Кириллов монастырь. Затем около 1556 года по протекции митрополита Макария и Курбского перебрался в Ярославль. В 1557 году возглавил посольство к Константинопольскому Патриарху, видимо так же посетив Афон, Иерусалим и Александрию (хотя ряд свидетельств исключают такую возможность). А с 1558 года он прибывал на покое в Спасо-Прилуцком монастыре, откуда до 1564 года дважды ездил в основанный им монастырь. Курбский, описывая сложности передвижения, особо подчёркивает, что монастырь, который Феодорит посещал был именно в устье Колы, а не на Печенге (в дальнейшем этот момент потребует более детального изучения).

Для нашего исследования важно отметить, что Курбский не знает о связи Феодорита с иероиноком Илией, что должно насторожить, ибо Илия, как видится, был хорошо известен современникам. С другой стороны, Курбский подчёркивает связь Феодорита с новгородским архиепископом, однако «спонсором» его возвращения к лопарям называет неких «богатых», подразумевая мирян (скорее всего, представителей новгородского боярства). И наконец, Курбский ничего не знает о прямой связи Феодорита с Трифоном, если только не отождествлять последнего с неким Митрофаном, сопостником преподобного (впрочем, как мы видели выше, сам Курбский такого отождествления не делал).

Для полноценного осмысления деятельности преподобного Феодорита среди восточных саамов необходимо коснуться трёх ключевых моментов: 1) масштаб деятельности, 2) методы миссии и, наконец, 3) вопрос саамской азбуки.

Как уже отмечалось, Курбский достаточно размыто характеризует географию деятельности Феодорита на Кольском Севере, отчасти мифологизируя её, обращаясь к библейским «ребрам Северовым». Однако очевидно, что основная деятельность приходилась на лопарей, обитавших по течениям рек Кола и Тулома, где находился его монастырь. Возможно, что, добираясь до Колы по морю, Феодорит охватил саамов, живущих по побережью. Косвенно на это указывает сохранившееся в позднем источнике предание, записанное священником Николаем Шмаковым, о строительстве преподобным Феодоритом часовни Петра и Павла на реке Поной и крещении местных лопарей[12].

Устойчивое в отечественной историографии расширение географии миссии преподобного Феодорита среди саамов, включающую Кандалакшу, Колу, Терский берег и западную часть Лапландии, не имеет под собой источниковой базы и является смелой, но во многом необоснованной гипотезой. Подход с включением всех известных моментов христианизации Кольского Севера в житие преподобного Феодорита не учитывает, как биографические, так и общеисторические данные. Напомним, что согласно всем имеющимся источникам Феодорит уходит на Север не для миссии, а для уединения, подражая древним анахоретам. Сложно представить, что искренний сторонник нестяжания и священнобезмолвия будет разъезжать по Лапландии и бесконечно проповедовать. Весь первый (пустыннический) период, сколько бы он не длился, должен был быть наполнен уединенной молитвой, где встречи с аборигенами носят случайный и несистемный характер. Система появляется во второй (монастырский) период, когда проповедь становится «государственной» задачей. Но второй период был ограничен во времени и пространстве, ибо Феодорит в это время прежде всего игумен созданного им монастыря. По сути Феодорит проповедовал и окормлял ту часть Лапландии, которая в последующие века будет входить в сферу пасторской ответственности кольских священников.

Таким образом, если не принимать во внимание недоказуемые поздние гипотезы, то деятельность преподобного Феодорита была, с одной стороны, территориально ограничена Восточной Лапландией, но, с другой, во многом инновационной.

Как говорилось раньше, во время миссии 1532 г. уже были просвещены саами «от Святого Носа» (то есть Мурманского берега); до этого крещены лопари Терского берега, Кандалакши и Колы. Через вводимые географические ограничения становится понятно, что миссия Феодорита коснулась внутренних земель – Поноя, Ловозерья и центра Кольского полуострова. Его география плохо была известна в центре Московского государства, представляя даже в позднейших описях почти-что белое пятно, поэтому становится понятна причина столь размытого описания географии миссии Курбским. Но туманность и неточность источников не должна нас обманывать, ценность миссии Феодорита как раз и состояла в том, что он был во-многом первопроходцем. Побережье Терского берега давно были заселены русскими и «крещёной корелой». Здесь просвещение саамов светом Христовым шло через регулярные контакты и экономическую выгоду. Кандалакша, Кола и Печенга имели стратегическое значение в регионе. На их христианизацию бросались лучшие силы государства и новгородской епархии. Иначе обстояло дело с внутренними землями – непроходимыми болотами, недоступными горами и бескрайними озёрами. Эти территории, мало привлекательные для хозяйственной деятельности, далёкие от границ государства, населённые редкими саамскими сийдами, могли ещё не одно столетие оставаться вне православной миссии. Тем значимее деятельность преподобного Феодорита. Но, как покажет история, тем более зыбкими будут её результаты.

Переходя к характеристике методов миссионерской деятельности преподобного Феодорита, вновь обратимся к свидетельству князя Андрея Курбского: «Потом приходящих к нему оных глубоких варваров наказует помалу и нудит на веру Христову [понеже искусен уже был языку их], призволивших же некоторых оглашает ко пути спасенному и потом просвещает святым крещением, яко сам он поведил ми, иже той язык лопский, которые просветятся святым крещением, людие зело просты и кротцы и отнюду всякого лукавства неискусны, ко спасенному же пути тщаливы и охочи зело, яко последи множайшие от них мнишеское житие возлюбили за благодатию Христа нашего и за того священными учении. Понеже, науча их писанию, и молитвы некоторые превел им от словенска в их язык.

Потом же летех немалых егда распространишась в том языце проповедь евангельская и явлены бысть чудеса и знамения некоторые <…>. Тогда наученных от него и оглашенных ляпунов единого дня крестишася аки две тысячи со женами и детми» [13]

Из данного фрагмента явствует, что в основном проповедью были затронуты те лопари, кто сам приходил в его монастырь. Видимо оглашение шло продолжительное время. Основным методом безусловно было слово благовестия, проповедь на родном для аборигенов языке; но были и ещё два уникальных «приёма» в миссии Феодорита: во-первых, чудеса и знамения и, во-вторых, перевод некоторых молитв на саамский язык. Вопрос о чудесах мы оставим в стороне, хотя понятно, что они играли огромную, если не решающую роль в успешности миссии, и постараемся рассмотреть вопрос о переводе молитв на саамский язык, сводящийся в современной историографии к проблеме первой саамской азбуки.

Чтобы понять, как слова Курбского «науча их писанию, и молитвы некоторые превел им от словенска в их язык» переросли в проблему азбуки у лопарей, необходимо обратиться к ещё одному источнику, а именно к донесению Симона ван Салингена. У него мы читаем под 1568 г.: «<…>как это подтверждал и Федор Циденов (FeodorZidenowa) их Кандалакши, слывший за русского философа, так как он написал историю Корелии и Лапландии, а также рискнул изобрести письмена для корельского языка, на котором никогда не писал ни один человек. Так, он показал мне алфавит и рукопись, Символ веры и Отче наш<…>». Начиная с Ф.И. Ушакова стала популярной версия о тождестве Феодорита Кольского и Феодора Циденова (Жиденова)[14] , получившая наиболее глубокую разработку в исследованиях митрополита Митрофана (Баданина)[15].

Вопрос о наличии саамской азбуки является принципиальным в оценке характера и глубины деятельности преподобного Феодорита. Но уже при первом прочтении приходится признать, что у нас нет достаточных данных для отождествления Феодорита Курбского и Феодора ван Салингена. Перечислим существенные несовпадения: 1) различие имён (догадка о том, что Феодорит до пострига именовался Феодором, остаётся всего лишь догадкой и, самое главное, не объясняет, почему он представляется ван Саленгену своим первоначальным именем, да ещё и без сана), 2) Феодор пишет историю Карелии и Лапландии, а о Феодорите нет ни одного известия, что он что-либо когда-либо писал (сомнительно, что его духовное чадо оказался не в курсе такой важной детали), 3) различия языков, на которые переводятся молитвы: Феодор на «корельский», а Феодорит на лопарский (у нас нет оснований думать, что ван Салинген или Курбский смешивали эти два народа), 4) проживание Феодора в Кандалакше делает более вероятным его обращённость к карелам, которые там преобладали и жили оседло, а не к саамам, продолжавшим кочевать вслед оленьих стад (обучение азбуке требует определённых условий, что хорошо стало понятно в советские годы, когда ради грамотности у коренных народов севера пришлось отбирать детей и селить в интернатах), 5) скорее всего, саами находились на той стадии культурного и социального развития, который делал бессмысленным собственный алфавит. Итак, Феодорит не тождественен Феодору Циденову (Жиденову), но сам Феодор безусловно имел определённое значение в истории христианской миссии на Кольском Севере.

Вопрос об алфавите остаётся открытым. Необходимо ещё раз вчитаться в краткое известие Курбского: «Понеже, науча их писанию, и молитвы некоторые превел им от словенска в их язык»[16]. Митрополит Митрофан (Баданин) исходит из мысли, что из-за использование в подлиннике строчной буквы в слове «писание» необходимо его понимать в «первичном значении слова: письменный договор, контракт, условие» [17]. Однако контекст фразы даёт лишь одно значение фразы, в которой «науча их писанию» есть устойчивое для того времени выражение, обозначающее разъяснение Священного Писания. Что же касается использования строчных букв в рукописях той эпохи, то нормативным оно становится лишь с XVIII в. Заметим, что в первом издании текста Курбского было куда больше путаницы по этому вопросу; делать выводы исключительно на основании ещё не существовавших в исследуемую эпоху правил правописания не исторично и крайне некорректно. Итак, текст Курбского однозначен и прост: обучая Священному Писанию, Феодорит перевёл несколько молитв на саамский язык. Такой поступок логичен с точки зрения православной миссии и вполне реален при сезонных контактах с аборигенами.

Благовестие Феодорита в Коле могло выглядеть следующим образом. По указанию архиепископа (вскоре – митрополита) Макария Феодорит основывает в зарождающемся торговом центре края небольшой общежительный, но при этом, максимально нестяжательный, монастырь. Неизбежно, живя в самом оживлённом месте региона, он имеет постоянные контакты с аборигенами, которым свидетельствует о вере Христовой через проповедь на их языке и некоторые чудеса и знамения. Тех, кто уверовал во Христа, преподобный готовил к крещению, научая Слову Божию и простейшим молитвам. Последним аккордом его деятельности стало массовое крещение лопарей одним днём.

Представленная нами схема миссионерского служения преподобного Феодорита показывает насыщенную событиями и осмысленную жизнь, отданную на служение Богу и Церкви. С одной стороны, преподобный очень самостоятельная личность, с другой – верный сподвижник Правящего Архиерея. Что касается его миссии среди лопарей, то она не меньше, чем у Трифона или Илии, а, может, и больше. Конечно, в районах Кандалакши или Колы он не был первым и, скорее всего, лишь довершал начатое, и то точно мы это не фиксируем в источниках. Но полурусская Кандалакша и маленькая Кола из «трёх домов» – это не весь Кольский Север. На восток простирались сотни километров необозримой Лапландии, где не проходил не один миссионер, где не слышали слова Божия, а ведь там проживала львиная доля восточных саамов. Роль преподобного Феодорита в том, что он привёл ко Христу именно эту «забытую» предыдущими миссионерами часть Дикой Лопи.

[1] Курбский Андрей. История о делах великого князя Московского. – М, 2015, С. 192, 194.

[2] Соловецкий патерик. – М., 1991., С.43

[3] Малицкий П.И. Руководство по истории Русской Церкви. – М., 2000, С.161

[4] Французова Е.Б. Введение// Приходно-расходные книги Соловецкого монастыря: 1571-1600 гг. – М., СПб., 2013г.,С.14,43

[5] Там же, С.14,45

[6] Жалованная несудимая грамота архимандриту Феодориту от 17 мая 1551 года//ЦГАДА, ф. 1203, оп. 1, ч. 1, ед. хр. 1: Гладкий А. И. К вопросу о подлинности «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского (житие Феодорита) // ТОДРЛ. Л., 1981, С.240; 6. Гладкий А. И. К вопросу о подлинности «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского (житие Феодорита) // ТОДРЛ. Л., 1981, С.240

[7] Строев П.М. Списки иерархов и настоятелей монастырей российской империи. – СПб., 1877г.С.240; Акты Суздальского…, С.150-153

[8] Гладкий А. И. К вопросу о подлинности «Истории о великом князе Московском» А. М. Курбского (житие Феодорита) // ТОДРЛ. Л., 1981, С.241; Акты Суздальского…, С. 192-215 и след.

[9] Псковские летописи // ПСРЛ. – М., 2003, Т. 5, Вып. 1., С.111

[10] Сергеев А.Г. Библиотека Корнилиево-Комельского монастыря: проблемы реконструкции// Книжные центры Древней Руси: Кирилло-Белозерский монастырь/ Под ред. С.А. Семячко. – СПб., 2008, С.482

[11] Митрофан (Баданин), иером. Блаженный Феодорит Кольский, просветитель лопарей. – Мурманск, 2002г..99-100

[12] Краткое историческое описание приходов и церквей Архангельской епархии, Вып. 3, С.233.

[13] Курбский А. — История о делах великого князя московского. – М.2015, С. 196.

[14] Ушаков И.Ф. «Философ» из Кандалакши//Вопросы науки, 1976-03-31, С.216-220

[15] Митрофан (Баданин), иером. Блаженный Феодорит Кольский, просветитель лопарей. – Мурманск, 2002, С.79-87.

[16] Курбский А. — История о делах великого князя московского. – М., 2015, С.194

[17] Митрофан (Баданин), иером. Блаженный Феодорит Кольский, просветитель лопарей. – Мурманск, 2002, С. 83

Просмотров (29)

Комментарии закрыты.